"В поисках смысла"

Я родился в семье, где не верили в Бога. Мои родители - биологи,
отец - кандидат наук. С детства я задавал себе вопросы: откуда все
произошло, и куда идет? Я был, помню, совсем маленьким - лет пять,
когда увидел похороны. Ночью я лежал и думал, что я когда-нибудь
тоже умру, и папа, и мама. Но как это может быть, что я, который
сейчас живу, говорю, пью, ем, сплю, однажды перестану
существовать?! Мне было очень страшно.
Тем же летом я был в деревне, как-то не слушался бабушку, и она мне
сказала: "Тебя Бог накажет". А я спросил, смеясь и дурачась: "Да где
этот Бог-то живет?". Бабушка ответила: "На небе". Я поднял голову и,
помахав кулаком, крикнул: "Эй, Бог, если Ты есть, покажись!". А когда
засмеялся, то вдруг мне стало не по себе. Я как будто почувствовал,
что на меня с небес посмотрели и сказали: "Я вижу, вижу тебя,
мальчик. Вижу". С тех пор я постоянно думал об этом случае и
потихоньку стал молиться этому Богу или этой силе, мне неизвестной,
которая, как я уже почувствовал, существует. Моя молитва
заключалась в том, что я извинялся перед Ним, и говорил: "Если Ты
есть, то помоги и сделай то-то и то-то".
В школе я учился нормально только в начальных классах. Потом
скатился на "трояки", а "пятерки" получал либо за хорошо
подготовленную политинформацию, либо по истории за доклады по
мифологии и религии. Учился в музыкальной школе, но недолго - не
хватило терпения.

Однажды на елке во Дворце пионеров я познакомился с ребятами из
театрального кружка и пришел к ним заниматься. Сначала мы играли
кукольные спектакли, а потом и большие. Это было в пятом классе.
Уже в это время я курил, и выпивал втихаря от родителей, полюбил
"тяжелую музыку", ходил в цепях и носил браслет, сделанный из
строгого ошейника. Мы с друзьями собирались в подъездах и до часу
ночи орали песни под гитару. Нас забирали в милицию, потом
отпускали, прочитав мораль и, припугнув, что сообщат в школу.
В то время нужно было всем вступать в комсомол, но меня не
приняли, потому что мы с пацанами пили пиво в "красном уголке" и
истыкали спичками весь бюст Ленина. Но, несмотря на то, что я не
был комсомольцем, очень активно участвовал во всех комсомольских
мероприятиях города. Из-за низкого голоса и неплохой дикции меня
приглашали на разные праздники читать стихи о Ленине и партии. Я
даже несколько раз проводил комсомольские линейки в центре города
перед памятником вождя на Красной площади. Я говорил: "Смирно!
Равнение на знамя!..". Однажды мне даже доверили выносить знамя
комсомольской организации города.

После восьмого класса я ушел из школы и поступил в
культпросветучилище на дирижерско-хоровое отделение. Месяц в
колхозе сделал меня совсем другим человеком: я чувствовал себя
свободным ото всех - иду, куда хочу, живу, как хочу. Пили каждый день
все подряд. Я бросил училище на первом же году учебы и устроился
работать в театр кукол монтировщиком. Мне дали прозвище
<Молодой> и посылали за пивом. Через год я перешел работать
мебельщиком в ТЮЗ, стал хипповать и слушать Гребенщикова. В это
время я стал как-то особенно религиозным, хотя и раньше заходил,
крестясь, в церковь, ставил свечи.
В 1989 году я поступил в музыкальное училище имени Гнесиных на
отделение "актер театра музыкальной комедии". В Москве влился в
тусовку, и постоянно целыми днями просиживал на Арбате. Мы пели
под гитару русские народные песни и всякую <пургу>, типа: "А я
работаю в колхозе, хожу в болотных сапогах". Столичная жизнь так
вскружила мне голову, что я ее совсем потерял. В училище мне сулили
работу оперного певца, московскую консерваторию и работу в театре
Станиславского, но, закрутившись в московской тусовке, я бросил
училище на первом курсе и вернулся в Ярославль, в родной ТЮЗ,
теперь уже осветителем. Никто не понимал, как я мог бросить такое
престижное заведение. Ведь даже директор моей бывшей школы,
когда узнал, что я поступил в <Гнесинку>, стал со мной за руку
здороваться.

В ТЮЗе мне предложили участвовать в музыкальной постановке,
<Помечтай немного обо мне>, петь басовую партию. Также я проводил
во Дворце пионеров вечера отдыха для старшеклассников.
Но покоя в моем сердце не было. Я размышлял о смысле своей
жизни: "Зачем я живу? Актером не стал, как-то все ни то, ни се, а так
хочется найти себя, как и чем, я могу стать полезным людям".
С этими мыслями я пришел в один из приходов православной церкви и
попросился служить Богу, познакомился с дьяконом, попал в
архиерейский хор и стал певчим. Я ходил на репетиции и вскоре
решил порвать с миром, уволился отовсюду и нигде, кроме хора не
работал. Я учил разные хоровые произведения с удовольствием и мог
целыми днями сидеть в храме, стал помогать в алтаре, прислуживать,
но постепенно мои крылья стали опускаться.
Мы служили, красиво пели песни. На первый взгляд все было
благочинно. Но за всем этим стояла глубокая внутренняя жизнь. Мы
пили много и долго. Потом я понял, что священники могут еще и
курить, и женам изменять, и не только с женским полом...
Позже я узнал, что из храма, оказывается, можно тащить все, что
плохо лежит, а "святую воду" наливать прямо из-под крана, не
совершив никакого обряда, можно также рассказывать друг другу, о
чем исповедовалась та или иная тетя, и обсуждать ее.
Я увидел, что одни служители пришли в церковь, продолжая
династию: папа, мол, священник, дедушка и я тоже буду. Другие
пришли служить потому, что на заводе работа грязная, а тут руки
чистые, в рясу оделся, маши кадилом да таинства совершай - король
над бабульками, все тебе руку целуют, говорят: "Батюшка, батюшка".
Но есть и такие, которые от чистого сердца пришли служить, или горе
какое было, или зов почувствовали в своем сердце. Среди таких я
встречал искренних, истинно верующих православных христиан,
действительно ищущих Бога. Но их мало, они все видят, знают, но
молчат - смиряются.
Когда я стал пономарем - это самый маленький церковный служитель,
то должен был пройти школу "смирения". Как мне объяснили, она
заключалась в том, что я должен был безропотно сносить бесчинства
священника, которым не было предела. Мне как-то повезло: гоняли
несильно, может, из-за того, что я был компанейским парнем, а в
случае чего и сдачи мог дать. Но были и те, кому попадало "по первое
число".

Мне сильно досталось один раз во время всенощного бдения. Был
полный храм народу. Батюшка был сильно выпивши, тряс кадилом и
высыпал угли на ковер. Я кинулся за щипцами, выбежал перед всеми
на ковер, который уже дымился, потянул у него кадило и положил в
него угли. А священник не видел и как даст мне кадилом по лбу -
шишка на весь лоб. А потом елеепомазание нужно было совершать, а
кисточки нет. Он мне: "Беги скорее в соседний храм, тащи, придурок,
кисточку, а то что, я людей пальцем мазать буду?!".
Однажды один священник тихо сам с собою в алтаре выпивал, а в
соборе было венчание. Как только молодые зашли, и хор запел
"Возложил на главах их венцы...", тот поп вышел к народу, ко
всеобщему изумлению в подпитии через Царские врата и с венцом на
голове и громко сказал: "Посмотрите на меня, я король! Эй, ты", -
обратился он к регенту хора, - "иди сюда, будешь моя королева!".
Как-то в родительскую субботу прихожане принесли много хлеба
поминать усопших. За ним приехали из монастыря и сгружали его в
мешки. Я спросил, куда его повезут, и будут ли поминать? "Как куда, -
ответили мне, - коровам". И весь вечер мы говорили о "поминании
коровами умерших".
Я познакомился с иподьяконами тогдашнего владыки, и они стали
зазывать меня к себе служить. И даже один раз владыка взял меня с
собой в монастырь, и я прислуживал ему посохоносцем. (Иподьяконы
прислуживают правящему архиерею, и их называют "архиерейская
сволочь"). Однажды прихожу в алтарь, гляжу - владыка в полном
одеянии ходит. Думаю: померещилось что ли, ведь будний день?
Присмотрелся, а это один из иподьяконов нарядился в его "священную
одежду", одел митру. Всем было очень смешно.
Один раз в хоре на вечерней службе рассказывали анекдоты, и такой
на нас смех напал, что мы <херувимскую> петь не могли, за животы
держались. Поп разъяренный прибежал: "Что, антихристы, совсем с
ума посходили?".

Я так адаптировался, что научился у других служителей ходить там,
где может ходить в алтаре только священник, брать все, что нужно,
помыть и почистить прямо с престола (хотя могут прикасаться к
престолу только священники). Лики святых на потолке - "дедушек" - мы
мыли швабрами, и отношение мое к религии постепенно становилось
подобающее. "Святой" жизнью все жили только тогда, когда выходили
во время службы к людям, кто с чашей, кто с кадилом, кто с хоругвями.
Я стал бывать в монастырях, общался с братьями и сестрами. Их
условия жизни шокировали меня еще тогда, удивлял беспредел, с
которым я там встретился. В армии это называется "неуставные
отношения". Монахи в подпитии сначала говорили мне о тяжком
кресте, выпавшем на их долю, о стенаниях и постах за грехи
человечества, об отречении от мира и себя, мол, потому и пьют. А
потом стали говорить, что мужская любовь самая верная и нежная, и
что я привлекательный...
Единственный, нормальный человек, которого я встретил на своей
православной службе, был покойный Борис Старк, который как-то
сказал мне, что все равно, в какую церковь ходит человек, но если
исповедует Иисуса Господом, то пойдет на небеса, а все остальное
люди придумали.

Тогда я был грешником. Я никогда не слышал проповеди о спасении, я
никогда не знал, где буду проводить вечность: в аду или в раю. Я
регулярно причащался и исповедовался, а потом снова грешил.
Пытался читать Библию, но ничего не понял: все написано на
церковнославянском, да и то не полная Библия, а только Евангелие и
Псалтырь. Но полная Библия у меня тогда была. Она стояла на полке,
я в ней и не нуждался. Главной для меня была книга "Закон Божий",
где сказано, как правильно молитвы читать перед сном и утром, как
крестное знамение правильно наложить. Я стал как все: "наезжал" на
бабулек, носил домой еду с поминальника, на жену орал, что она не в
платке и накрашенная.

Однажды я увидел объявление о том, что в клубе "Гигант" состоится
встреча с национал патриотами, и так как меня интересовала судьба
моей страны, мы с моим другом пошли на эту встречу. На встрече я
"понял", почему Россия плохо живет, и кто ей управляет. Я узнал, что
православная церковь в нашей стране "продалась коммунистам" и она
ненастоящая, а "подлинная" православная церковь находится в
Америке, куда она уехала после революции. Это Зарубежная церковь.
Мы начали заниматься патриотической работой в нашем городе,
поставили тумбу черного цвета на площади Подбельского и постоянно
там околачивались. Я нигде не работал, только занимался
патриотическими делами: раздавал в Депутатском переулке газеты и
общался у тумбы с людьми. Я на сто процентов был уверен, что
поступаю правильно: Россию "распродают по кускам", а миром
управляет масонская ложа. Я читал Нилуса "Протоколы сионских
мудрецов" и был уверен, что на всех руководящих постах - евреи, и
это неспроста.
Я слышал о каких-то чужеземных сектах, появившихся в нашей
стране. В нашем городе меня раздражала некая церковь "Новое
поколение". Мне казалось, что Библия у них неправильная: во-первых,
напечатанная в Америке, а во-вторых - бесплатная!!! Мы с другом
ходили по улице и срывали плакаты с изображением Карла Густава -
"шведского сиониста, шпиона, посланного, чтоб развалить Россию и
лишить ее духовного богатства - исторического православия". А еще
меня раздражал некий Боб Вайнер. На его плакатах мы рисовали
звезду Давида и писали: "666. Осторожно: сионизм!".
Я ходил и рассказывал всем, что в "Политпросе" (Дом
Политпросвещения) собирается сатанинская церковь "Новое
поколение", а когда проходил мимо, то плевал в сторону этого дома и
говорил: "Изыди, сатана!".
В ту пору началась какая-то смута в наших патриотических рядах, и
постепенно я отошел в сторону.
Стал жить, как все. Артистом я не стал. Священником тоже не стал, а
ведь хотел когда-то. И патриотического лидера из меня не получилось.
Стал торговать сапогами на рынке. Опять начались пьянки, гулянки,
ссоры с женой. Бывало, приходил домой. Жена открывала дверь, и я
падал столбиком на пол. Однажды напился в компании друзей-актеров
и говорю: "Жизнь проходит! Для чего живу - не знаю! Деньги вроде
появились, шмотье, а счастья нет. Чего я достиг за свои 21 год? Всего
и лет-то немного, а, во сколько дыр нос свой засунул, и везде
прищемили. Скучно жить, никакого будущего". А как-то дежурил на
кладбище, друга подменял, гулял целую ночь с пистолетом и думал:
"Надо же, сколько парней молодых лежит, а я еще живу. Пока, правда".
Холодный пот пробирает по спине из-за этих мыслей.
Тогда друзья-актеры посоветовали начать жизнь сначала. В нашем
театральном институте открыли новое музыкальное отделение. Я
вспомнил свою старую московскую программу, прошел все туры, и
поступил. Жена с ребенком уехала в деревню, а я вместе с моими
сокурсниками ушел в запой: пил каждый день в течение двух месяцев.
Я опух, глаза были с лопнувшими сосудами. И вот шел я как-то пьяный
по Большой Октябрьской улице и орал: "Бог, спаси меня! Я устал так
жить. Вытащи меня, за что я так мучаюсь?!". Я падал на льду,
ударялся, плакал, опять вставал и говорил: "Ну, за что Ты, Бог, меня
так ненавидишь, что наказываешь так?".
Но Бог меня любил. Не Он меня наказывал, а живущий во мне грех. В
институте один человек проповедовал мне Евангелие. Я
сопротивлялся, выставил все аргументы, весь свой православный
интеллект, все знания свои. А когда у меня аргументы закончились, он
достал Библию и сказал: "А теперь послушай, что такое настоящая
вера в Иисуса Христа, и что такое настоящая жизнь с Богом". Он читал
мне отрывки из Писания, объяснял мне мои проблемы. Я сидел и
внутренне понимал, что это то, что мне надо, то, что дает выход. Я
почувствовал вдруг, что реально смогу вырваться из плена
обстоятельств, смогу молиться Богу, и для этого не нужно икон, свечей
и заученных молитв. Моя молитва - это общение с Ним. Я вдруг понял,
что на самом деле грешник, и если бы умер в тот момент, сразу же
пошел бы в ад. Я принял решение. Во мне что-то ожило. Я ждал того
дня, когда приду в церковь на служение.
Пришел в это самое "Новое поколение". Простой зал. Люди стоят.
Музыкальная группа играет и поет на простом русском языке об
Иисусе Христе. Мне это сразу понравилось, и мысль промелькнула,
что буду ходить сюда и обязательно попрошусь в музыкальную
команду, хочу тоже петь для Бога просто, от сердца. Я видел их лица.
Они пели Тому, с Кем были лично знакомы. Вышел пастор. Впервые за
всю жизнь я услышал доступное, живое, нормальное слово об Иисусе
Христе. Пастор рассказывал о том, что Бог сделал, чтобы искупить
людей от рабства греха. Слово Божье касалось моего сердца. "Так
просто. - думал я. - Почему я раньше не знал, что все так просто? Где
я был раньше?". У меня было ощущение, что я попал туда, куда всю
жизнь стремилось мое сердце. Я вышел на призыв к покаянию и
признал Иисуса своим Господом...
Друзья-патриоты не поверили в мою искренность и сказали:
"Перекрасился". Друзья в компании заметили: "Смотри, тебе жить. Ты
всегда был оригиналом". В институте сказали: "Спятил. И этого в секту
затащили". Православная братия решила, что я рехнулся с горя.
Родители вздохнули: "Опять новое увлечение. Что ты дальше
выкинешь?".

Через две недели в церковь пришла и моя жена.
Через некоторое время я подумал: "Как же теперь жить? Ведь истина -
вот она. Ее не нужно теперь искать. Я все получил". Я испугался, что
теперь начнутся скучные дни с Богом. И что дальше?
А дальше оказалась жизнь, измененная верой в Иисуса, "из силы в
силу, из славы в славу", - как сказал апостол Павел. Я понял, что
настоящее христианство наполнено доверия к Богу, полноты жизни,
стремления больше, лучше познать Его Слово. Настоящая
христианская жизнь полна сюрпризов, как приятных, так и тех, которые
нужно побеждать верой. Она полна общения с Богом и христианами,
она полна юмора и всего того, что должно быть у нормального,
здорового, современного верующего человека.

Бог спас меня. Он освободил меня от пьянства, курения, мата. У нас
трое детей. Уже седьмой год, как я в церкви. Бог воплощает мои
мечты, помогает в жизни. Господь дал мне новую жизнь и переделал
меня полностью. Родители счастливы за нас с женой, ведь у нас все
хорошо. Люди, которые знали меня раньше, не верят своим глазам и
думают, что это розыгрыш. Я познакомился с теми проповедниками,
плакаты которых раньше сдирал. Они смеялись и радовались, что
Господь спасает таких людей, как я. То, что со мной произошло, - это
правда. Честное слово.