"Ария певца за сценой"

С детства я не мыслил себя без пения. Сколько себя помню, чуть ли
не с четырех лет, вторил маме-певунье. Потом петь стало целью моей
жизни. После 8-го класса поступил в музыкальное училище, на
дирижерско-хоровое отделение, после армии – в консервато-рию, на
отделение оперного пения. Учился в классе Николая Кондратюка.
Казалось, моя мечта обретала реальные очертания и карьера
оперного певца мне обеспечена. Но у Бога для меня имелся другой
план...

В нашей семье отношения с Богом были такими же, как и у
большинства людей в то время: единственную икону прятали где-то в
шкафу... Но вот странно: пришло время (а случилось это после армии),
когда я ощутил потребность молиться. По моей просьбе мама
переписала для меня молитву „Отче наш“, и я молился ею на ночь.
Потом меня пригласили петь во Владимирском соборе. Это было
созвучно с той внутренней работой, которая шла во мне: я уже читал

Библию и даже установил для себя порядок – перед сном прочесть

несколько глав.Так я хотел угодить Богу. Утром же напрочь забывал, о
чем прочел вечером, как будто все вымело из головы...
Потом мне стала попадаться кое-какая духовная литература. Мой друг
по консерватории Алексей Толочьянц (сегодня мы вместе работаем в
миссии „Свiтло на Сходi“), с которым нас объединяли духовные
поиски, откуда-то доставал христианские книги и давал мне читать. К
этому времени я успел уйти из Владимирского собора, где меня
обманули, и разочароваться в автокефальной церкви...
Однажды я прочел брошюру Джона Майселла, в конце которой была
молитва. До этого мне уже попадались подобные, но на этот раз Бог
коснулся моего сердца. Я и раньше читал, что все люди грешны, что
Бог возлюбил весь мир, но к себе это не относил. А теперь все вдруг
соединилось в одно, и я понял, что этот великий грешник – я, что это
меня Бог возлюбил, несмотря ни на что. Я упал на колени и в слезах
покаялся. А жили мы с Мирославой в комнате вместе с четырьмя
ребятами, отгородившись от них шкафом и ширмой. И вот жена
просыпается и видит, что я молюсь и плачу. Она просто опешила: ведь
я был совсем другим человеком, жестко стоявшим на своем, никогда
ни в чем не уступавшим... Я побежал к Толочьянцу: „Алик, я покаялся!“
Он на меня смотрит и не понимает: „Ну и что?“ А для меня это было,
как день и ночь, вчера и сегодня, черное и белое... Встал на колени
одним человеком, а поднялся другим...

Моя жизнь стремительно менялась: оставил курение, очистился от
„запятых“ язык, я стал более терпимым... Друзья поражались, а жена,
увидев эту преобразующую работу Бога, через месяц тоже покаялась.
Но впереди меня ожидало испытание: Господь вел меня Своим путем,
на котором не было ни вожделенной оперной сцены, ни оваций, ни
больших гастролей, ни цветов и афиш, ни телевидения и прессы, ни
славы и денег – ничего, что составляет успех в этом мире. И хотя
теперь я все чаще задумывался над тем, смогу ли прославлять Бога
на оперной сцене, все равно продолжал идти прежним путем. Я не мог
так просто отказаться от того, что составляло цель и смысл моей
жизни.

И тогда Бог пошел на крайние меры. Это случилось на третьем курсе:
внезапно у меня пропал голос. Для певца – страшный удар! Врачи
говорили: здоров. Врач-фониатр: „Все в порядке, становись и пой“. Я
становлюсь к пианино, а голоса нет... Прошла мучи-тельная неделя, я
молился. Жена плакала и молилась вместе со мной. У меня уже был
опыт общения с Богом, я получал от Него ясные ответы, а тут Он
молчал, хотя я понимал, что это и был Его ответ. Через три недели,
когда я оплакал построенные в мечтах и рухнувшие теперь замки, но
еще продолжал лукавить, сказал: „Господи, ну пусть я буду не
оперным, а камерным певцом...“ Еще через неделю Бог окончательно
сломил мою гордыню, и я помолился так: „Господь, я не хочу быть ни
оперным, ни камерным, но только Твоим певцом!“ И после этого
обещания голос возвратился, и я сдал все зачеты и задолженности в
консерватории...
Так я отдал свою жизнь в руки Божьи. Именно тогда Господь пробудил
во мне еще один дар, и я начал сочинять музыку; находил хорошие
стихи и писал на них мелодию. За два года записал два альбома, один
из которых называется „Буду петь Тебе, Господи!“.
Есть в опере Антона Аренского „Рафаэль“ известная „ария певца за
сценой“. Сегодня мое амплуа – петь „за сценой“, и это не угнетает
меня. Я и певцом теперь себя не считаю, а проповедником, потому что
все, что я делаю в песне: и сочинение музыки, и исполнение, –
подчинено главному – проповеди радостной вести о Христе-
Спасителе. Поющий на „большой“ сцене, как бы он ни утверждал, что
дарит нам песню, – продает ее; он поет для собственной славы и ради
денег. А это не может наполнить его жизнь высшим смыслом. Мне же
Господь доверил проповедовать своим искусством Его истину. Я
организовываю классические концерты христианской музыки по
произведениям П. Чайковского, С. Рахманинова, П. Чеснокова, Э.
Шеве и других. Он призвал меня на удивительное служе-ние –
служение инвалидам по зрению. И я пою для них. Что может быть
драгоценнее, чем в наше беспросветное время нести людям
надежду?! Это не искусство для искусства, это искусство для самого
главного на земле – проповеди Евангелия.

Игорь МЕЛЬНИЧУК
(c) "Когда сердца касается Бог"